О гипнологии, как науке.

О том, кто такой психолог, классическом определении гипноза, практическом применении, индивидуальной продуктивности в психотерапии и измененных состояниях сознания.

4e4a5261_1Введение

Мною множество раз повторялось и в статьях, и в лекциях, и на обучающих семинарах, что классическое определение гипноза было дано и закреплено Жаном Мартеном Шарко; что это определение объединяет три физиологических состояния соответствующих определенным состояниями сна: каталептическому, летаргическому и сомнамбулическому; что у нормального здорового человека данные фазы гипноза сходны с состоянием между сном и бодрствованием, когда наступает или сонный паралич или подергивание конечностей (каталептическое состояние), фазе медленного сна (летаргическое состояние) и фазе быстрого сна со сновидениями (сомнамбулическому состоянию). Конечно, это совсем упрощенное объяснение «на пальцах», и всё далеко не так однозначно, и явления не настолько просты, как может интуитивно явствовать. Кроме того, классическое определение гипноза значительно более сложное по феноменологии, чем позднейшие классификации, типа классификации Каткова (наиболее простой и понятной классификации отечественной гипнологии с понятными физиологическими параметрами), или, например, более навороченной и совершенно непрактичной буржуйской классификации Дейвиса (Davis) и Хьюсбэнда (Husband), или любой другой классификации, включающей в себя состояния «более глубокие, чем сомнамбулические» и околосомнамбулические. Такое впечатление, что в последующие поколения специалисты, разрабатывающие данные классификации, делали презумпцию, что классики забыты, их наследие сгинуло в огне двух мировых войн, а реакция на гипноз перед первой мировой войной и отказ от гипнотизма в Европе и Америке в академической среде дает им право плагиатить по мелочам у тех, кто внес фундаментальный вклад в исследование психики. Львы вымерли, и теперь шакалы растаскивают их добычу по своим углам, провозглашая себя царями зверей! Такую моду завели психоаналитики и бихевиористы, а остальные психологи отщипывают уже от них… и такая тенденция продолжается по сей день. И всё это порождает невежество неопределенность в феноменах, мистификации, массовые манипуляции и систематическое враньё.

Раскрывать основную тему, начну с пространного лирического отступления на, казалось бы, отвлеченную тему в которую я завел свое популярненькое определение гипноза в его классической форме, про науку, ученых и не очень…

О науке психологии

Начну с афоризма нобелевского лауреата по физике Виталия Лазаревича Гинзбурга: «Есть наука, и есть не наука». И не важно, есть ли какая-то «парадигма» или «направление», есть ли общественные институты, важно, чтобы это была дисциплина, опирающаяся на научный метод, с определенным предметом исследования, пусть ее представляет несколько человек, не вписывающихся в основную парадигму. Но если это наука, то в основе лежит эмпирика, на основе которой строятся наблюдения и эксперименты, направленные на обобщение опыта и построение метамоделей, которые подтверждают закономерности рассматриваемых явлений, создают условия для дальнейшего прогресса познания. Диалектическая модель Георга Вильгельма Фридриха Гегеля объективного развития, окончательно сформировавшая научный метод, должна соблюдаться. Логика обязана соблюдаться. Фундаментальные метамодели должны подтверждаться реальной возможностью делать прогнозы и находить прикладное применение. Т.е. как говорил другой наш великий ученый Дмитрий Иванович Менделеев: «Идея должна работать не в принципе, а в металлическом корпусе».

Итак, академические психологи начинают отсчет истории психологии как «отдельной науки» с создания лаборатории экспериментальной психологии Вильгельма Вундта в 1879 году, где на основе идей Декарта Кандильяка и своих собственных идей, что предмет психологии – это сознание и его можно, подобно флюиду Франца Антона Месмера, заключить в бутылку и измерить, решил это самое сознание проанализировать, как физическое явление. Ну и, собственно, красивая идея с треском провалилась. Метамодель построена не была, монады сознания не определены. Не были даже определены примерные рамки корректно поставленного эксперимента. И поныне, сознание официально остается неопределенной философской категорией, и никто не желает брать на себя ответственность просто за то, чтобы сформулировать определение того, что это такое (для убедительности можно посмотреть значение термина в любом словаре или энциклопедии, например в Википедии).

Однако, в то же самое время, когда Вундт проводил свои исследования, были альтернативные, и, на мой взгляд, небезуспешные попытки создания модели психики и выбран инструмент … кто бы сомневался, что им стал гипнотизм, как эффективный способ проведения анализа психики (не буду здесь применять термин извращенный Сигизмундом Шломо под псевдонимом Фрейд (с нем. Радость). Приведу несколько цитат видных ученых того времени, чей разум был заражен жаждой познания:

«Гипноз способен воздвигнуть в мозгу человека ту «башню молчания», без которой немыслимо представить себе направленную изоляцию и разложение психических функций на более элементарные и самостоятельные единицы, могущие сделаться объектом поэтапного и последовательного освоения. В настоящее время трудно представить себе что-нибудь иное, кроме сомнамбулической стадии гипноза, что могло бы позволить, упростив человеческую мысль, разложить ее на составные элементы в форме управляемого и подчиняемого научно-исследовательским задачам этого сложнейшего явления природы».

И.П. Павлов

 

«Гипноз становится драгоценным, неисчерпаемым источником исследований как для физиолога и психолога, так и для врача»

Ж.М. Шарко

 

«Посредством гипнотического внушения можно производить настоящую «вивисекцию души», можно наблюдать отправления душевного механизма и даже заставлять этот механизм действовать перед своими глазами, подобно тому как физиолог наблюдает и заставляет действовать перед своими глазами телесный механизм… В самом деле, гипноз является настоящим методом экспериментальной психологии, он будет иметь для психологии то же значение, какое вивисекция имеет для физиологии»

Вони

«Гипноз – микроскоп души»

Оскар Фогт

 

Смотреть:
Про меркантильность и консьюмеризм.

«Микроскоп души» («микроскоп психики») – инструмент,  который эффективно применялся, но, как ни странно, не всегда по назначению. И, в последствии, после смерти Шарко в 1893 году, после начала реакции на гипноз, «микроскоп» был провозглашен «молотком»… Действительно, микроскопом можно иногда гвозди забивать, но он явно не для этого… Теперь обо всем по-порядку: о том, что такое психология, кто такой психолог и при чём здесь «молоток».

Итак, вернемся к формированию психологии как отдельной научной дисциплины, к проекту Вильгельма Вундта, и альтернативам. У этого самого проекта есть исторический подтекст, тянущийся с постановки задачи натурфилософов времен начала научного прогресса (напомню, что история научного прогресса, да и самой науки в строгом смысле слова, опирающейся на научный метод, начинается с Галилея, а это XVII век). Данные задачи совершенно определенно имели схоластический или алхимический подтекст, поэтому в отрыве от культурной составляющей того времени в настоящее время выглядят прямо скажем странно, но поразительно проницательно. Одной из главных метамоделей, которая оспаривалась на протяжении двух последующих веков, но которая была принята как  оптимальная в работе физиологов XIX века, так называемая Картезианская (Рене Декарт на латыни звучит Ренатус Картезиус) психофизическая модель. У нее было достаточно много конкурирующих чисто натурфилософских моделей, но была и алхимическая модель психики Парацельса, опирающаяся на эмпирику, которая практически полностью сформировала учение о животном магнетизме Месмера. Кстати, именно Декарт своей моделью сознания задал направление мысли Вундта, о том, что психика определяется сознанием: «Я мыслю, значит, я существую». А психофизическая модель Декарта – это идея, которую уже эмпирически воплотил Иван Петрович Павлов.

Но дело не в этом, а в том, что действительно во время Вундта, Шарко, Гайденгайна, Рише, Жане, Бине и других воистину великих ученых-психологов, новая провозглашенная наука, ставящая высокие цели и перспективные задачи, требовала для собственной состоятельности высоких стандартов. Психолог должен был быть ученым-физиологом или врачом,  одновременно философом. Т.е. человеком, способным встать на передовые позиции развития, стыка наук физиологии, медицины, философии, быть блестящим экспериментатором и аналитиком, первооткрывателем и способным синтезировать метамодели, обобщая опыт передовых исследований в области психиатрии, неврологии, мышления. Задачи ставились в рамках психических патологий, в первую очередь того, что тогда называли истерией, как гиперболизированных психических состояний, позволяющих рассматривать психические состояния в сравнении, создавать аналитические модели.

Пример настоящего ученого-психолога – Пьер Мари Феникс Жане, имевший три докторские степени по медицине, философии и литературе, с 1890 года возглавлявший лабораторию медицинской психологии в Сальпетриерском университете. Он создал альтернативную идеям Вундта модель сознания и выстроивший правила анализа психики (как он это назвал «психологический анализ»). Также к его заслугам относится создание прикладных методы решения вопросов реактивных психотических и невротических расстройств на основе гипнотизма. Другой пример ученого-психолога того времени, который формально удовлетворял этим требованиям, наш соотечественник Владимир Михайлович Бехтерев, который принес передовые методы психотерапии и исследований психики в Россию. Хотя наш знаменитый академик и считается великим психологом конца XIX – начала ХХ века, он был скорее блестящим администратором, сумевшим организовать советскую школу неврологии и психотерапии, воспитавший действительно блестящего ученика-ученого Константина Ивановича Платонова, создателя отечественной психотерапевтической школы.

К создателям эмпирической базы для психологии также можно отнести блестящих врачей того времени, создавших новое направление в медицине – психотерапию. Это психиатры, неврологи, врачи общей практики, хирурги того времени. Льебо и Бернгейм, Форель и Блёйлер, Ламброзо и Фогт и другие великие врачи – элита медицины. Они создавали эмпирическую базу, формировали новую науку. Одним словом, изначально психология планировалась, как прорывная наука будущего, которая создаст все условия для принципиального скачка прогресса человека.

Смотреть:
Разбор художественного фильма "Джокер" 2019 г.

Все, упомянутые выше ученые задавали совершенно новые академические стандарты, рассматривали и использовали гипноз как основной инструмент исследования. Для них это был действительно «микроскоп души», главный инструмент ученого-психолога.

Были ли допущены ошибки? Да были, причем, весьма серьезные и в построении метамоделей и в практическом применении, но такое происходит в любой науке, особенно во время ее становления… На то она и наука, что ошибки допустимы, но ошибочные решения не становятся догмой и их исправляют, когда в нее вовлекаются всё новые и новые светлые головы. Исправлялись ли эти ошибки? Да исправлялись, причем на основе принятого диалектического в науке подхода, с эмпирическим подтверждением. Были ли построены достоверные, подтвержденные на практике теории и методы? Да были, для того, чтобы такой подход в психологии и гипнотизм, как инструмент, стали основными!

Что же такого произошло, что нет в современной психологии никакого гипноза, а те, кто называются психологами – это какие-то странные люди, не способные решить ни одной актуальной задачи, ни просто корректно поставить эту самую задачу. И их современное положение – это выполнять роль ассистентов и лаборантов в различной степени серьезности проектах. А в академической среде, по большей части, портить бумагу высосанными из пальца концепциями, никакого отношения к реальности не имеющими?!

Для ответа на эти вопросы, нужно рассмотреть сам фундамент психологии, а именно ответить на вопрос: что является предметом изучения данной дисциплины, чтобы она могла называться наукой? Т.е. определить объективные рамки комплексного явления, как предмета изучения хотя бы в частном случае homo sapiens, чтобы было о чем вообще рассуждать в рамках диалектического подхода.

Несколько слов о моделях сознания.

Если вернуться к Вильгельму Вундту, который саму психику определял как сознание, а очищенное сознание определял как «непосредственный опыт» опирающийся на три эмоциональных элемента: удовольствия-неудовольствия, напряженности-расслабленности, возбужденности-успокоения. А опосредованный опыт определял как обеспечение информацией или знанием, которые не являются составляющими непосредственного переживания. Т.е. он в первую очередь хотел найти рамки «чистого сознания». Чтобы далее, сделать обратную операцию, предложенную Кандильяком по наполнению его аллегорической статуи монадами души (сознания).

Главным принципом анализа и выделения монад сознания Вундт принял «сужение поля сознания» (вероятно, до «монад сознания» (?) и самонаблюдение (он был истинным последователем Декарта). И здесь была сразу же допущена ошибка, которую систематически повторяли более двадцати веков, начиная с Сократа, который эту задачу поставил, и Аристотеля, который эту задачу начал решать. Окончательное решение вопроса создания объективных метамоделей в рамках диалектического подхода было дано Гегелем, и Вундт не мог этого не знать. Но он пошёл путем натурфилософии, а вовсе не науки. Его модель в принципе не подразумевала возможность корректной антитезы к тезису его гипотезы, что не позволяет сравнивать и выявлять закономерности, и как следствие отсутствие возможности правильно поставить задачу и даже начать эксперимент. А всё лишь потому, что принципиально неправильно выбран инструмент, значит, непонятно что же мы меряем. Его концепция приемлема для философии, но никак не для науки. В рамках научного метода так экспериментальная задача поставлена быть не может. Эта ошибка в постановке не то что показала неправильность заключений Вундта, а не дала возможность получить вообще какой-то ответ, пусть неправильный, но ответ.

Но, вот в 1882 году Шарко делает свой доклад о гипнозе перед Парижской Академией наук, и волна экспериментов с гипнотизмом заполняет все научное сообщество. Надо сказать, что гипнотизёры того времени фактически пришли на всё готовое, большую часть работы по систематизации методов и феноменов в течение предыдущего века, начиная с доклада Месмера в 1782 году, сделали магнетизёры и гипнотизеры, которые до доклада Шарко оставались в тени официального отказа в признании.

Так Пьер Жане, который считался не только блестящим клиницистом, врачом и психологом, но и великим энциклопедистом своего времени, чья библиотека книг гипнотизеров прошлого считалась наиболее обширной, делает анализ их исследований и достижений, начиная от Месмера, заканчивая Рише и Шарко. «Среди прежних гипнотизёров были настоящие учёные, искренне преданные своей науке, которая не могла обещать им ни славы, ни какой-либо выгоды. Они посвятили свою жизнь работам, о существовании которых мы едва подозреваем. И изучали чрезвычайно тонкие и сложные явления, о котором современный гипнотизм не имеет никакого представления. Причем в своих исследованиях они проявили терпение, настойчивость и проницательность, которыми должны были заслужить право на больший успех. Много шарлатанов присвоили себе и теперь еще продолжают присваивать себе имя гипнотизёров, но это не дает основания относиться с призрением ко всем тем, кто были настоящими пионерами в области экспериментальной психологии». (Пьер Жане. «Психический автоматизм»)

Смотреть:
Про карательную психиатрию.

Объем эмпирического материала и инструментария работы с гипнозом оказался настолько обширен, что став официально признанным, гипнотизм давал возможность быстро ставить и решать множество фундаментальных и прикладных задач. Так в 1889 году появилась монография Пьера Жане, которая стала итогом его первой фундаментальной работы по обобщению и постановки задачи о том, что же такое «сознание». Он выстроил свои рассуждения, подтвержденные эмпирикой на основе работы с истерическими больными и сомнамбулами. Его сравнительный анализ больных истерией и различных фаз гипнотического состояния дал возможность определить те самые психические монады искомые Вундтом. Кроме того Жане выстроил теорию сомнамбулизма, как измененных состояний сознания, в рамках которой показал рамки развития сознания и его динамику. Это дало возможность получить предмет измененного сознания в сравнении с тем, что считается «нормальным состоянием сознания». Жане, моделируя с помощью гипноза различные состояния и, создавая побудители, вывел элементарные психические формы активности (фактически искомые монады психики), которые и назвал «психическими автоматизмами». Он выявил их взаимосвязь с мышлением и внешними побудителями, а также динамику развития оных в виде синтеза сознания. Т.е. фактически, он сделал то, что не сделал Вундт, и казалось бы, фундаментальная задача решена! В этой работе были заданы рамки достоверной адаптации данной модели для работы с «неидеальными» случаями автоматизмов в виде концепции подсознания (кстати, эту концепцию весьма удачно позаимствовал Фрейд, но уже с авторской абсолютизацией и изменениями в угоду непонятно каким целям, не только без ссылок на первоисточники, но и наглой ложью своего первооткрывательства). Конечно, осталось подтвердить и адаптировать результат на людях, не страдающих истерией, пройти процедуру повторов, развития и обобщений, что, собственно, и началось. Многотысячные результаты наблюдений представителей Нансийской школы по работе с психически здоровыми людьми, могли бы стать определяющими в этом вопросе. Кстати, если посмотреть на полное название монографии Жане – «Психический автоматизм. Экспериментальное исследование низших форм психической деятельности», сразу вспоминается теория о высшей нервной деятельности И.П. Павлова, которая выстроена на основе теории Жане, хотя и очень слабо была подтверждена эмпирикой… далеко идущие выводы… и как следствие проблемы бихевиоризма.

Именно благодаря «Психическому автоматизму» гипноз стал не просто основой для внушения, но и показал огромные перспективы в исследовании психики вообще. А работы Альфреда Бине, совместные с Жане дали фундаментальную основу для использования гипнотизма в целенаправленном развитии мышления и интеллекта. Тем не менее, в настоящее время, как и до работ Жане, «сознание» является категорией скорее философской и никто этот вопрос далее не решает, притом, что фундамент для этого заложен давным-давно. Про вопрос интеллекта вообще лучше промолчать… Но об этом в конце статьи.

Итак, я утверждаю, что фундамент для состоятельности психологии, как науки был заложен, основной инструментарий определен. Для выяснения дальнейших обстоятельств, перейду к этому самому инструментарию …

Как устроен «микроскоп души»?

Как и объект исследования (психика), измерительный инструмент был и остается, казалось бы, во многом метафизической категорией. Но именно гипноз обеспечивает и рамки лабораторных условий, создавая возможность для разделения психических функций, ограничения всех помех, изоляции внимания от внешних побудителей, но и дает возможность определять и рассматривать элементарные и комплексные психические феномены. Т.е. дает возможность осуществлять как анализ, так и синтез психики, при этом показывая и механизмы индивидуальной психики, и групповой динамики психической адаптации, и взаимодействия с окружающей средой.

«Микроскоп души» настолько непривычный инструмент для любого ученого, поскольку не является простым орудием, как например обычный микроскоп (просто продолжение зрения), что многие, кто его пытаются использовать, остаются до конца в непонимании, с чем имеют дело. Этот инструмент, как и органы восприятия, интегрирован в человека, но не является чем-то связанным с определенным местом в теле или чувством. Он определяет способность психики к трансформации. Гипноз захватывает как объект исследования, так и самого исследователя, что, казалось бы, в рамках естественной науки неприемлемо, но на деле, объективность в данном случае измеряется не восприятием наблюдателя, а продуктивностью во взаимодействии между гипнотизёром и гипнотиком. Всё это возможно перенести в количественные и качественные модели, вполне удовлетворяющие требования научного метода. Но в действительности, этот инструмент требует совершенно особого подхода и исключительного трезвого мышления от учёного. Ведь как только трезвое мышление потеряно, конец науке, начинаются спекуляции, а наука превращается в какое-то колдовство…

Смотреть:
Реплика о профессиональной этике #8. Про мистику.

Итак, Шарко выделил три стадии гипноза: каталептическую, летаргическую и сомнамбулическую. Все стадии были обозначены патологическими терминами. В то время как предыдущие поколения гипнотизёров рассматривали категории очищенного или ясного, управляемого сна, создавая классификации продуктивности сомнамбулизма, Шарко рассматривал гипноз как патологию в принципе. С самого начала в своем докладе 1882 года он назвал гипноз – временной истерией, что сразу же весьма упорно стал оспаривать Бернгейм. Но названия в классификации закрепились, как классические. Сразу отмечу, что альтернативные названия классификационных признаков также были. Например, в классификации Бехтерева, который отмечал просто малую, среднюю и глубокую фазы. Это был шаг в сторону от патологичности навязанной гипнозу Сальпетриерской школой. Но, тем не менее, именно классификация Шарко является классической, и там нет никакой сомноленции (сонливости) по Каткову или малой стадии гипноза по Бехтереву, только рамки конкретных физиологических и психических феноменов.

Возвращаюсь к введению, где указывал свои простые объяснения рамок явления гипноза в классическом понимании этого слова. В различных классификациях указано, что состояния каталептическое, летаргическое и сомнамбулическое (или сходные с ними) являются последовательными и в этой последовательности прослеживается определенное соответствующее углубление гипнотического состояния. Таким примером может служить классификация Каткова, где каталептическое состояние обязательно менее глубокое, чем сомнамбулическое. Изначально же эти категории рассматривались по отдельности, и в них не было градации глубины состояния. Каталепсия и летаргия определяют вовсе не глубину трансового состояния, но физиологическое состояние и работу сознания, в то время как сомнамбулизм у некоторых субъектов, например у детей или, собственно, сомнамбул, может не иметь границы с бодрствующим состоянием и восприниматься вообще как состояние поверхностное. Хотя «гипноз» и переводится как сон, и смоделировать его проще всего через погружение в сон, физиологически сном являться не обязан. И, когда кто-то говорит, что «парасомнамбулические» состояния – это не гипноз, или что это выходит за рамки классического или какого-то ещё определения, то, скорее всего, просто не знает первоисточников. Конечно же, обычный физиологический сон является простой наглядной моделью для использования гипноза, но, повторюсь, это просто упрощенная схема для прикладного применения. Смоделировать сомнамбулизм, в большинстве случаев, можно не прибегая к схеме сна.

КАТАЛЕПСИЯ

Проявляется как диссоциация между телом и сознанием. Когда говорят, что каталепсия – лишь скомпенсированное напряжение мышц, это непонимание явления. Выглядеть это может как циклические аутодвижения (вспомните сеансы Кашпировского и тёток вертящих головами), как левитация частей тела, как контрактура или тики, как непроизвольные движения. В психотической фазе, к примеру, у шизофреников или людей с реактивным психозом может выглядеть как кататонические приступы. Глубина такого состояния бывает весьма значительной, каталептические состояния не всегда поверхностны, как переходная в сон фаза, иногда они могут следовать за сомнамбулизмом, когда человек полностью поглощен автоматизмом захватившей его идеи. Я несколько раз наблюдал такие проявления каталептического состояния, в которые впадали самопроизвольно вполне здоровые люди, раз за разом повторяя автоматизм циклических, довольно сложных комплексных движений, требующих значительного внимания и координации.

Собственно продуктивность каталептического состояния заключена именно в том, что в идеальном случае человек в полной каталепсии воплощает ранее упомянутую, романтическую статую Кондильяка, которую можно одушевлять шаг за шагом вкладывая в нее монады психики или отдельные чувства. Каталепсия может дать «чистый лист» сознания, ту самую античную tabula rasa.

ЛЕТАРГИЯ

Данное состояние проявляется как полное погружение в себя, что составляет полную противоположность каталепсии, т.е. диссоциацию при отходе от тела. Ощущение потери тела как правило. Сознание может полноценно присутствовать, так и проявлять себя незначительно. Обычно субъективно воспринимается как более глубокое, чем сомнамбулическое. Здесь уже не состояние паралича, скорее полного отсутствия тела, растворения в пространстве. Полное физиологическое расслабление.

Смотреть:
Про биохакинг, нейрохакинг и ПАВ (психоактивные вещества), психонавтику и их последствия.

Продуктивность данного состояния, как ни странно, в максимальной активности НС в отношении всего остального тела. Оказание влияния на все соматические процессы в этой фазе максимально эффективны. Именно эта фаза оптимальна для внушений, хотя в ней не всегда возможно получить обратную связь.

В этой фазе происходи перенастройка всего тела, в общем-то, по умолчанию это происходит в медленной фазе сна, о чем я упоминал во введении.

СОМНАМБУЛИЗМ

По большей части именно сомнабулизм связывают с гипнозом. В максимально допустимом случае (который не является такой уж редкостью среди населения) сомнамбулическое состояние – это отдельная субъективная реальность, которая формирует совершенно отдельное состояние и отдельную личность сомнамбула, иногда мало соотносящуюся с личностью, которой является человек в своем привычном состоянии. Как показали еще ранние гипнотизеры и подтвердили своими экспериментами классики гипнотизма, различных состояний сомнамбулизма у одного и того же человека может быть много. Каждое может отличаться своей глубиной и степенью развития. А выстраивание рамок сомнамбулизма, как субъективной реальности для отдельно взятого человека, позволяет создавать совершенно причудливый психический синтез, где человек полностью может изменить собственную личность и восприятие окружающего мира. Меняется не только восприятие, но и все когнитивные функции и параметры восприимчивости.

Продуктивность данного состояния очевидна – это возможность полной психической трансформации, что показывает возможную продуктивность самого индивида, изменчивость и пластичность психики вообще.

Сомнамбулизм у разных людей может быть различным и совершенно не зависеть от личности, рода деятельности и прочих социальных параметров. Примеры в большом количестве можно почерпнуть у авторов, которые всерьез занимались исследованием сомнамбулизма (как вариант у В.Л. Райкова), здесь же я не вижу большой нужды расписывать таковые. Отмечу лишь, что именно сомнамбулизм является наиболее продуктивным состоянием как для психотерапии, так и для развития, и традиционно считается основными для работы гипнотизёра.

***

Индивидуальная применимость гипноза, конечно же, имеет значение. Можно услышать повсеместно, что гипноз действует примерно на 5% населения. Это опять же из-за непонимания явления. Про примерно 5% населения можно сказать, что у них проявляются все основные феномены сомнамбулизма (по максимуму), а гипнабельность проявляется у любого живого человека, хоть и в разной степени. И вполне высокая степень этой самой гипнабельности у граждан является скорее правилом, чем исключением.

Внушение … применяя «микроскоп»

Под словом «внушение» я здесь буду понимать ту самую суггестию, о которой говорили классические гипнотизёры. Под этим термином понималось любое психическое воздействие, а не только то, что называют внушением например в классификациях относящихся к теории коммуникаций. Ипполит Бернгейм называл внушением способность передавать идеи, а внушаемостью их воспринимать. Т.е. под внушением понималась способность эффективно влиять на человека через донесение до него информации. Хотя именно работа Бернгейма впоследствии стала основой того отношения к внушению, которое мы сейчас имеем, со всеми аффирмациями и прочим «некритическим принятием убеждений и установок», с ожиданием, что кого-то сейчас будут доминантно продавливать и все должны подчиняться под гнетом психического насилия. ))) В эффективном применении гипноза как инструмента такие методы не особо прокатывают, здесь он превращается как раз из «микроскопа» в «молоток», но об этом ниже. Сначала имеет смысл раскрыть тему «микроскопа».

В первую очередь, гипноз позволяет создать такие рамки взаимодействия между гипнотизёром и гипнотиком, что каждое слово становится командой к действию с мобилизацией всего психического потенциала гипнотика. Здесь возможна и максимальная гиперболизация отдельной психической функции с угнетением всех остальных, и свободного моделирования эмоциональных состояний, и формирования мышления и навыков за удивительно быстрые сроки. Всё это поддается анализу и различным вариантам синтеза.  В гипнозе всё воспринимается абсолютно естественно, как во сне, когда человек захвачен, казалось бы, каким-то фантасмагорическим событием и принимает его как само собой разумеющееся. И снова возвращаюсь к своему ёмкому определению слова «гипноз»: гипноз – это управляемый сон. Внушение же, в данном случае один из методов управления.

… и казалось бы, причём тут «молоток»?!

Начну с одного исторического факта:

В 1889 году с восьмого по двенадцатое августа в Париже состоялся первый международный конгресс по гипнотизму. Он широко рекламировался, и на нем присутствовали журналисты тридцати одной газеты (необычная черта в то время), включая мюнхенский «Sphinx» и нью-йоркский «Sun». Делегаты были столь многочисленны, что аудитория не смогла всех вместить. Среди участников были Азам, Бабинский, Бине, Дессуар, Зигмунд Фрейд, Уильям Джеймс, Ладам, Ломброзо, Майерс, Альберт де Роша, ван Эден и ван Рентергем, странная смесь философов, невропатологов, психиатров и практикующих гипнотизеров.

Смотреть:
Про разницу между алкоголизмо и бытовым пьянством. Про "культуру пития"

Второй день конгресса девятое августа, начался с сообщения Ипполита Бернгейма о сравнительной ценности различных методик, используемых для стимулирования гипноза и усиления внушаемости, с терапевтической точки зрения. Он заявил: «Вы не гипнотизер, если загипнотизировали двух или трех индивидов, которые сами себя загипнотизировали. Вы – гипнотизер, когда в отделении больницы, где вы пользуетесь авторитетом у пациентов, вы влияете на восемь или девять субъектов из десяти».

Пьер Жане объявил высказывания Бернгейма опасными, потому что они влекли за собой исключение любой формы детерминизма, и антипсихологическими, потому что психология, подобно физиологии, также имеет свои законы. Бернгейм ответил, что существует один основной закон: любая клетка мозга, активированная идеей, стремится реализовать эту идею. (Генри Эленбергер. «Раскрытие бессознательного» т.2)

Заявление Бернгейма было продиктовано складывающейся ситуацией в отношении спекуляций и мистификаций относительно гипноза и фигуры гипнотизера. Оно указывало на высокий ценз профессионализма и личных качеств врача, использующего гипнотизм. Хотя осторожность и авторитет Пьера Жане необходимо было учесть, что показала дальнейшая реакция на гипнотизм в Европе, но радикальная позиция Ипполита Бернгейма оправдана, как требование к любому профессионалу, который обязан показывать уровень прикладного мастерства в том, что делает, которое должен учитывать любой профессионал. Однако, это требование скорее относится к прикладным вопросам, но не к фундаментальным… А соперничество в академической среде предстояло именно по фундаментальным вопросам. Особенно в вопросе гипнотизма, который тогда еще для многих имел налет мистики, поскольку ко времени конференции был еще не достаточно исследован и приведен в рамки прикладной науки.

А теперь вернемся назад к фигуре Жана Мартена Шарко – безусловного авторитета в гипнотизме. Он тот, кто провозгласил гипнотизм орудием науки! На протяжении всего периода между 1870 и 1893 годами он считался величайшим невропатологом своего времени. Харизматичный лидер Сальпетриерского университета, в отличие от не менее харизматичного Бернгейма – лидера университета Нансийского, выстроил отличное систематизированное администрирование своего заведения, обеспечил пропаганду и продвижение передовым методам психиатрии, исследованиям в психологии и неврологии, звезда желтой прессы! Тем не менее, именно его ошибочные взгляды и методы стали основным поводом для реакции на гипнотизм после его смерти. А после смерти Бернгейма, та же участь постигла и университет Нанси. Как только умерли вожди, их империи развалились!

В чем же дело? Делали ли они ошибки, да делали и немало. Исправлялись ли эти ошибки? Да. И со стороны Шарко зашедшего в тупик к 1889 году и призвавшего к руководству психологическим направлением университета Пьера Жане, и со стороны Бернгейма ушедшего исключительно в прикладное использование гипноза без создания фундаментальной части своего детища – психотерапии (это было сделано уже в СССР К.И. Платоновым). И вроде бы Пьер Жане в Сальпетриере исправил ошибки Шарко, но поскольку он был фигурой независимой, и был не совсем из «тусовки» учеников Шарко, остался «гласом, вопиющим в пустыне» той реакции, которая разгорелась со стороны тех, кто склонялся в сторону неврологии, полностью противопоставляя ее психологическому подходу. Что же вызвало такие реакционные настроения, за которыми последовали активные разоблачения и отторжение гипнотизма всеми возможными способами?!

Гипноз был провозглашен не научным, поскольку как инструмент был непривычен и не удовлетворял четким измерительным стандартам, не сводил все к физиологическим жидкостям, не мог использоваться любым, прочитавшим «инструкцию по применению». Как и всё непонятное, не заключенное в механистическую модель (в СССР Павлов попробовал такую модель на скорую руку создать, ей долго пользовались, смотри, например, К.И. Платонов  «Слово как физиологический и лечебный фактор»), вытеснялся, и вообще признавался опасным. И, независимо от доказательств о мнимой опасности гипноза, представленных в огромном количестве множеством лабораторий и гипнотизёров, дикие из пальца высосанные сенсации о жутких последствий гипноза распространялись во всём мире. О да, Йозеф Бабинский сотоварищи и психоаналитическое движение сыграли на опасности гипноза! СМИ и Голивуд эти страхи распространили в промышленных масштабах. Тут тебе и вампиры, и Распутин, и Свенгали и прочий «ацкий ад» больного воображения творцов пропаганды.

Смотреть:
Особенности гипнотерапии некоторых групп граждан. Часть 3. Психически больные.

К началу первой мировой войны реакция на гипноз была общим местом во всем мире. В терапии его стал вытеснять психоанализ, с заданными новыми рамками свободных ассоциаций (смотри отношение Фрейда к гипнотизму в лекциях «Введении в психоанализ») и бредовыми мифологическими принципами (смотри работы Фрейда). Хотя практической основой психоаналитических техник были работы Пьера Жане (конечно, без упоминания авторства). Организованные сообщества вооруженные популярными лозунгами победили разрозненных ученых и практиков, вооруженных здравым смыслом и научным методом. А теперь расскажите мне, что в науке не терпят мифологии! Где про это в истории психологии?! Там вся психология начинается с Фрейда, он гений! И его не любили потому, что он был еврей?! Этот гражданин ничего кроме правильного сетевого продвижения своего эдипова комплекса и страха кастрации не придумал, и в академическом сообществе все указывали на то, что он плагиатор, и сомнительная личность. «Фрейд является просто ограниченным фанатиком, если использует подобные средства» (Оскар Фогт). Как публицист, да был ловкий, книжки у него хорошо читаются, но никакого фундаментального вклада не сделал вообще. А его хваленые «психические механизмы защиты», якобы великая классификация (!) – такой же плагиат из фундаментальных работ Жане. Но помнят того, кто громче кричит, и больше появляется на сцене, а не того, кто что-то делает.

Такие бурления и навязывание страхов населению продолжается и поныне. Ведь всем известно, что гипноз опасен! И Кашпировский – колдун и экстрасенс, энергетический вампир! А все гипнотизёры – прокляты богом за свои мерзкие деяния!.. чего я только не наслушался… история старая как мир.

***

Судите сами о сложившейся ситуации. Обиженные не понятно на что ученики Шарко во главе с Бабинским, СМИ, жаждущие перманентных сенсаций, власти стран, которым нужно прикрытие для махинаций перед двумя мировыми войнами и оправдание введения новой системы пропаганды и создания информационного пространства для контроля за массами… Это просто создание козла отпущения. И гипноз, просто очень неудобное явление, поскольку, тот кто может им пользоваться как фундаментальным инструментом не оставляет возможности прятать манипуляции.

Заключение.

О не науке-психологии (о предмете и инструментах), подмене понятий и спекуляциях.

После реакции на гипноз психология снова разделилась на медицину (психотерапию) и «прикладную философию», где основная функция – морализаторствовать и давать советы. Сегодня, когда вся психология «американская», ситуация только усугубляется. У такой психологии нет предмета изучения, хотя и заявляется целых четыре, но термины «психика» и «сознание» остаются категориями философскими. Научным методом в психологии не пользуются вообще (а зачем, это ведь социальная наука))). Никаких фундаментальных вопросов психология с XIX века не решила. И все прикладные решения – это вариации на тему решений того же времени, или обобщений работы физиологов и неврологов (чем является, например, нейропсихология).

Я настаиваю на том, что современная академическая психология, отказавшись от гипноза, не имеет никаких инструментов для исследования психики. Все опросники, концептуальная система которых была разработана Альфредом Бине, тоже на основе анализа психических процессов связанных с мышлением, как не сложно догадаться, с помощью гипноза, — штука весьма ограниченная, и работает только при явных отклонениях, но даже в таких случаях требует серьезного анализа. Все «проективные методы» не дают прямого доступа к психике, по большей части, – полная посредственная лажа, не дающая результатов. В подобных методах слепой анализ порочен, на практике не дает вообще никаких результатов.

Для психолога психика — черный ящик с непонятным содержимым, который пытаются испытывать неопределенным тыком с констатацией поведения на выходе и непониманием, что происходит внутри. Зато защищаются кандидатские и докторские диссертации на предметах, которых не существует в природе, организуются международные конференции по фейковым направлениям и выбиваются гранты под не решаемые задачи… Но это сейчас относится и к естественнонаучным дисциплинам, хотя в естественных науках такие лженаучные поползновения выявляются прямым подтверждением. В психологии же такое вранье прокатывает, был бы социальный заказ, а «британские ученые» докажут всё что угодно, ведь проверить невозможно – объективных инструментов больше нет! А значит можно пренебрегать достоверностью.

***

Граждане психологи, если есть чё возразить по существу вопроса, пишите в личку, я открыто отвечу.

 

©OlegVadan, 2016

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *