Магнетизм

(Статья из газеты «Фигаро» конца XIX века)

Задолго до того времени, когда под повелительным взором Шарко при ударах гонга, под звон камертонов и резкое сверкание гипнотических зеркал родился на свет гипнотизм Сальпетриера, — австриец Месмер, полушарлатан, полуапостол, своим «магнетизмом» взволновал Париж и всю Францию. В его «палате кризисов» одержимые судорогами кричали и выли, раздирая на себе одежды, вокруг странного ушата с железной проволокой, опилками и бутылками тогда при звуках цитры появлялся перед ними исцелитель в пестрой одежде и касался каждого своей волшебной палочкой, из которой, казалось, невидимыми волнами струилось здоровье.

Увлечение захватило самых разумных и честных людей. По всей Франции основывались «гармонические» общества, имевшие целью употребить на пользу общества флюиды, открытые Месмером. Совершались бесчисленные исцеления. К движению примкнули аристократы, отдавшиеся борьбе с болезнями с таким пылом, который напоминал времена крестовых походов. Но революция, рассеяв эту пылкую молодежь, нанесла решительный удар магнетизму, который появился вновь лишь с возвращением эмигрантов.

Это была героическая эпоха магнетизма. Академии отрицали, врачи сердились, а магнетизм исцелял. Много открытий сделано было его первыми защитниками, графом Пюисегюром, бароном дю Поте, Делезом, Лафонтеном и аббатом Фариа. Своим проникновением сквозь стены организма в область души они расчищали путь Шарко, Бернгейму, Льебо – научным исследователям гипнотизма. Чудные вечера, посвященные научным беседам, проводил я иногда у последнего магнетизера – Бюэ. Я как сейчас вижу перед собой взгляд Шарко, подобный безжалостному лезвию казалось, внутри глаз у него был целый набор хирургических инструментов. Взор Бюэ, наоборот, был тверд и ласков, как у людей, никому не причинявших зла; лицо его соответствовало его системе.

Эта сила, которую В. Крукс называл «психической», доктор Барета — «нервной», доктор Барадюк — «жизненной», а Рейхенбах и де Роша — «одической», уже служила предметом исследований. Она влияет в.темноте на фотографическую пластинку она исходит от всех живых существ; действует на расстоянии, спасает и губит. Платон называл ее проводником души, мистической колесницей, на которой дух после смерти уносится на тот свет. «Медицине очень повредило то обстоятельство, что, слишком занявшись изучением вещества, она пренебрегла изучением силы, сказал мне Бюэ. И слишком часто терапевтика, не влияя на болезнь, только вредит больному.

Мы — подобны лире, если струны ослабеют, аккорд становится фальшивым, и мы страдаем. Значит, чтобы болезнь повиновалась нам, нужно действовать на силу, нужно возвратить жизни ее правильный ритм. Существует только одно здоровье, одна болезнь и одно лекарство, как говорил Месмер. И — странная вещь! — не нужно искать слишком далеко этот ключ, которым заводится человеческая машина, и, чтобы найти его, вовсе не необходимо быть ученым. Всякий человек носит его с собой — нужно только хотеть и действовать.

Наши руки, дыхание, даже предметы, насыщенные нашей энергией, могут принести больному успокоение, а часто и выздоровление. Пользуясь в течение тридцати лет этим методом, я вылечивал застарелые болезни печени, гнойные опухоли, суставные ревматизмы, безнадежные параличи, круп, острое малокровие, один случай рака. Вы удивляетесь, что моему лечению поддавались органические болезни. В этом-то и заключается разница между магнетизмом и гипнотизмом. Гипнотизм овладевает мозгом, утомляя его, отстраняет его от сознательной жизни, автоматизирует и пользуется таким нарушением равновесия, чтобы вдохнуть волю гипнотизера в мозговые клеточки, где воля загипнотизированного субъекта уже не имеет влияния.

Но я избегаю даже усыпления; я действую на солнечное сплетение и, далее, на ганглионарную систему, которая, пробуждаясь мало-помалу и восстанавливая весь организм, несет мозгу возрождающую силу. Таким образом, ничья свобода и сознательность нарушаются напротив, человек может, благодаря магнетизму, приобрести еще неведомый ему дар ясновидения концентрация мыслей и душевных переживаний приводит к внезапному расцвету высших свойств духа». Конгрегация «Sakree Pentencerie» осудила магнетизм — «такой, каким ей его изложили», то есть с фокусами, еретическими бреднями некоторых сомнамбул и известными некрасивыми фактами.

Дю Поте говорит, что ему удавалось фиксировать на земле эту силу при помощи геометрических фигур, линий и кругов, которые погружали зрителей в транс и заставляли их видеть самые ужасные образы.

Такого рода магнетизм граничит с магией, и тот, кто склоняется над темными магическими зеркалами, может легко увидеть в них призрак собственного безумия. Гордость также играет известную роль. Мистификатор Калиостро давал магнетический рецепт «вечной молодости». Бывший священник, гениальный шарлатан аббат Констан, известный под именем Элифаса Леви, утверждал, что воскрешение мертвых возможно путем флюидических воздействий. Он описывает, как исцелитель склоняется над безжизненным телом и, касаясь его головы и конечностей, возвращает его к жизни. В сжатые уста проникает живое дыхание — от него, быть может, вновь оживится дыхание угасшее.

Другой маг, маркиз де Сент-Ив, превозносил значение психургии, или искусства ухаживать — не за больными, а за умершими. «Выйдя из тела, говорит он, душа страдает и ощупью блуждает в пустоте ибо, привыкнув пользоваться материальными чувствами, она разучилась употреблять в дело чувства психические». И он дает указания, каким образом следует успокаивать, охранять и утешать бедную испуганную душу и передать ее под охрану предков, раньше ее попавших в потусторонний мир. Но разве Церковь в погребальных обрядах и молитвах за усопших не занимается той же самой психургией?

Я посетил на rue Saint-Merri библиотеку и журнал, посвященные магнетизму. Меня принял Дюрвилль, окруженный своими бумагами и бюстами. Его магнетизм граничит с гипнотизмом. Не останавливаясь на синтезе трудов своих учителей, он пытается внести в это дело свою лепту. Он думает, что ему удалось найти в человеческом теле полярность, как в магнитах и электричестве, и уверяет, что может ставить диагноз, помещая свою руку около головы больного.

Меня более всего тронул рассказ о том, как ему удалось спасти своего ребенка, умиравшего от горячки. «Это действительно было чудом»,- говорил он. Действительно, такая борьба имеет в себе нечто захватывающее! С одной стороны, вера в таинственные силы, с другой — неумолимая судьба и слепая материя. И мне вспомнились те странные страницы у Стриндберга, где автор-материалист рассказывает как он спас своего сына наивными молитвами, которые читал в детстве. Кто обладает ключами жизни? Дюрвилль думает, что они — в его распоряжении, в виде маленьких магнитов и графинов с магнетизированной водой. Если это и не ключи жизни, то, быть может, по крайней мере, удачные символы надежды.

Зуав Жакоб, о котором я хочу рассказать, будет, пожалуй, не на своем месте в главе о магнетизерах. Он предает их анафеме, так же, как гипнотизеров и докторов. Впрочем, характеристическая черта всех маленьких школ и заключается в том, что они стремятся уничтожить друг друга. На карточке Жакоба сказано, что он занимается «теургией», значит, он представляет собою нечто вроде жреца-исцелителя. «Не я лечу — исцеляют духи», — заявил он мне на пороге своего лома, он был с тромбоном под мышкой в капюшоне из белой фланели, который он надевает, когда занимается исцелением больных. Я так долго добирался до самого верха улицы Menilmontant, где он живет, что прибыл туда совершенно убежденным. Мы прошлись среди лишенных листьев деревьев его маленького парка, пока собирались больные.

Страдальцы всякого пола и возраста разместились в пустой зале, где стояло три ряда скамеек. Женщины принесли с собой белье и бутылки с водой, чтобы набрать туда хороших флюидов. Входит «теург». «Прекратим разговоры»,- произносит он. Молчание наступает такое, что зевок или вздох показались бы вещами ужасными. Зуав становится посредине, сосредоточивается и начинает поворачиваться во все стороны, склонив голову вперед и немного в сторону, напоминая своим видом вбиваемый клин. Глаза его мутны и лишены выражения. Кажется, что перед вами полуманьяк, полуфакир и все-таки, во всяком случае, зуав. Проходит с четверть часа.

Зуав подзывает каждого по очереди и тычет в больное место большим пальцем руки. Слышатся жалобы и вновь затихают. Выслушав несколько гигиенических советов, толпа начинает уходить, медленно идут получившие облегчение люди со своими бутылками, бельем, костылями, а зуав берет свой тромбон и наигрывает что-то триумфальное.

Но быть может, лишь исключительные существа могут располагать такими способностями? Я думаю, что эти неизвестные силы могут появиться у каждого под влиянием веры и страсти. Гете рассказывал Эккерману, что в бытность его в Веймаре он влюбился в одну молодую девушку.

Вечером, во время уединенной прогулки, не осмеливаясь постучаться к любимой особе, он так горячо призывал ее в своих мыслях, что вскоре она явилась, не в силах более оставаться в своей комнате, как будто ее влекли невидимые цепи, невидимые ласковые руки. Страсти намагничивают всех живущих, притягивают или отталкивают их таинственным образом. Ясновидение, чары любви, магнетизм для того, кто хоть раз в жизни любил, это не пустые слова!